Юлия Друнина «Бежала от морозов — вот беда», «Белый
флаг», «Болдинская осень»,
«В семнадцать совсем уже были мы взрослые»
Юлия Друнина «Бежала от морозов — вот беда»
Бежала от морозов — вот беда:
От них, должно быть, никуда не деться.
Сковали землю Крыма холода
И добираются они до сердца.
Я, как могу, со стужею борюсь —
Хожу на лыжах в горы,
А под вечер
Твержу, чтобы согреться, наизусть
Скупые наши, считанные встречи...
Юлия Друнина «Белый флаг»
За спором — спор.
За ссорой — снова ссора.
Не сосчитать
Атак и контратак...
Тогда Любовь
Пошла парламентером —
Над нею белый
Заметался флаг.
Полотнище, конечно,
Не защита.
Но шла Любовь
Не опуская глаз
И, безоружная,
Была добита...
Зато из праха
Гордость поднялась.
Юлия Друнина «Болдинская осень»
Вздыхает ветер. Штрихует степи
Осенний дождик — он льет три дня...
Седой, нахохленный, мудрый стрепет
Глядит на всадника и коня.
А мокрый всадник, коня пришпоря,
Летит наметом по целине.
И вот усадьба, и вот подворье,
И тень, метнувшаяся в окне.
Коня - в конюшню, а сам — к бумаге.
Письмо невесте, письмо в Москву:
"Вы зря разгневались, милый ангел,—
Я здесь как узник в тюрьме живу.
Без вас мне тучи весь мир закрыли,
И каждый день безнадежно сер.
Целую кончики ваших крыльев
(Как даме сердца писал Вольтер).
А под окном, словно верный витязь,
Стоит на страже крепыш дубок...
Так одиноко! Вы не сердитесь:
Когда бы мог — был у ваших ног!
Но путь закрыт госпожой Холерой...
Бешусь, тоскую, схожу с ума.
А небо серо, на сердце серо,
Бред карантина — тюрьма, тюрьма..."
Перо гусиное он отбросил,
Припал лицом к холодку стекла...
О злая Болдинская осень!
Какою доброю ты была —
Так много Вечности подарила,
Так много русской земле дала!..
Густеют сумерки, как чернила,
Сгребает листья ветров метла.
С благоговеньем смотрю на степи,
Где он на мокром коне скакал.
И снова дождик, и снова стрепет —
Седой, все помнящий аксакал.
Юлия Друнина
«В семнадцать совсем уже были мы взрослые»
В семнадцать совсем уже были мы взрослые —
Ведь нам подрастать на войне довелось...
А нынче сменили нас девочки рослые
Со взбитыми космами ярких волос.
Красивые, черти! Мы были другими —
Военной голодной поры малыши.
Но парни, которые с нами дружили,
Считали, как видно, что мы хороши.
Любимые нас целовали в траншее,
Любимые нам перед боем клялись.
Чумазые, тощие, мы хорошели
И верили: это на целую жизнь.
Эх, только бы выжить!.. Вернулись немногие.
И можно ли ставить любимым в вину,
Что нравятся девочки им длинноногие,
Которые только рождались в войну?
И правда, как могут не нравиться весны,
Цветение, первый полет каблучков,
И даже сожженные краскою космы,
Когда их хозяйкам семнадцать годков.
А годы, как листья осенние, кружатся.
И кажется часто, ровесницы, мне —
В борьбе за любовь пригодится нам мужество
Не меньше, чем на войне...